Зловещий брак - Страница 92

Он повторял это вновь и вновь, но я едва вникала в суть слов, потому что из тьмы под Дэниелом поднималась огромная раскрытая пасть, которая стремилась схватить его. Тело этого монстра было скрыто от меня. Я видела лишь пасть, широкий красный язык, невероятно огромные зубы… Я боролась со своей немотой, пытаясь закричать. Но мои челюсти сомкнулись, язык не мог пошевелиться, и казалось, что горло мое вот-вот разорвется в попытке выкрикнуть предупреждение.

И вот послышался еще чей-то голос, и кошмар развеялся, и я проснулась… Я сидела в кровати, и чьи-то руки держали меня, а из горла у меня вылетали сдавленные рыдания. Я задыхалась, дрожала – и вдруг с облегчением поняла, что очнулась от кошмара.

Дверь спальни была открыта. Возле моей кровати стояла зажженная свеча. Близко у моего уха голос Чеда произнес:

– Тихо, милая Кейси, тихо, все в порядке. Проснись, у тебя был кошмар. Не пугайся, ты в безопасности, все хорошо.

Я разрыдалась – и упала ему на грудь. На нем был надет халат, и у щеки я ощутила его мягкое шерстистое прикосновение. Он погладил меня по голове и тихо проговорил:

– Ну вот, все хорошо. Ты в безопасности, Кейси. Отдохни немного. Тебе просто приснился кошмарный сон. Я услышал тебя в своей спальне. Дай-ка я вытру тебе щеки. Ты плакала, бедняжка. Ну вот… теперь лучше. Я сейчас зажгу лампу, а ты полежи, пока я подниму Берчела и пошлю за его женой, чтобы она присмотрела за тобой.

– Нет, Чед, не надо, – вздрогнула я. – Не оставляй меня. Прости. Прости, что разбудила тебя. Только… только останься здесь на минуту. Не надо… не надо миссис Берчел.

Он с сомнением спросил:

– Ты уверена, что не надо? Прости, что я бросился в твою спальню в чем был, но мне нужно было быстрее тебя разбудить.

– Благодарение Господу, что ты прибежал. И останься еще. Ведь в конце концов не важно, как мы одеты. Я имею в виду… что мы женаты, правда?

– Конечно. – Голос его был холоден и равнодушен. Будто упоминание о нашем браке отодвинуло его от меня – и сердце мое заныло. Как было хорошо, пока он держал меня, прижимая к себе!

Я с усилием заставила себя сесть.

– Теперь со мной все в порядке, – отрывисто сказала я. – Ты простишь меня за то, что я такая глупая? Не передашь ли мне мой халат – вот там, на стуле? Спасибо. – Я выскользнула из постели, пока он держал для меня халат, затем затянула пояс и откинула волосы со лба.

Зажигая газовую лампу, Чед тихо сказал:

– Ты не глупая, просто тебе приснился кошмар.

– Да… Тот самый, который все время повторяется, но сегодня было особенно страшно. – Я села на краешек постели, глубоко дыша, будто вынырнула из воды. Чед прикрутил фитиль, чтобы свет не был ярок, и задул свечу. – Не хочу задерживать тебя, но мне нужно сказать тебе кое-что важное: кое-что, о чем мне напомнил этот кошмар.

Брови его изумленно взлетели:

– Что ты имеешь в виду, Кейси?

Я вытерла слезы платком, который он мне дал, и попыталась улыбнуться. Это было нелегко. Мне нравилось быть замужем за Чедом Локхартом, хотя он предложил мне замужество из деловых соображений. Если даже я не могла претендовать на большее, если я не могла принадлежать ему полностью, в таком случае я была рада быть его другом и компаньонкой на те годы, пока буду ему нужна. Однако я знала: если я открою ему тайну, которую этот навязчивый кошмар помог вспомнить мне, то это очень рано поставит точку на нашем браке.

Я знала, что у меня в руках средство освободить Чеда Локхарта от бесконечной пытки выполнять обещание, данное матери на ее смертном одре; а я слишком его любила, чтобы не дать ему эту возможность.

– Я знаю, где лежит «Альмиранта», Чед, – сказала я. – В кошмаре у меня прояснилась память. Когда мне было… наверное, лет четырнадцать, дядя Генри и тетя Мод поехали в морское путешествие, которое тете рекомендовал врач после приступа лихорадки. Меня оставили на попечение няни, Мэй, жены Дэниела. Я любила ее так, будто она была моей матерью. Однажды, когда день выдался безветренный, Дэниел взял нас обеих в плаванье на рыбачьем катере. У нас был пикник, Дэниел устроил мне купальню и навес, и вот тогда я впервые плавала в действительно глубокой воде. Мы вышли в море на северо-восток от Очо Риос и проплыли восемь миль. Тогда Дэниел рассказал мне о так называемом Восьмимильном рифе.

У Чеда на лбу появилась небольшая морщина.

– Мы с Сэмом изучали Адмиралтейскую карту этого района весьма подробно. Вблизи этого побережья глубины увеличиваются неожиданно и резко, и никакого намека не риф там нет.

– И не должно быть, потому что это не риф в действительности. Это – плато метров в сто длиной и столько же шириной: может быть, вершина очень крутой подводной горы или мертвого вулкана. Она не представляет опасности для кораблей, потому что лежит на глубине 27-29 метров от поверхности, много глубже, чем находится киль у самых больших лайнеров. Поэтому плато не нанесено на карты, и, возможно, я единственный человек в мире, который знает о его существовании.

Чед пристально посмотрел на меня.

– Ты это серьезно?

– Да, совершенно. Плато такой площади на глубине в тридцать метров может быть обнаружено только с помощью прибора, который улавливает отраженный от поверхностей звук, а даже телеграфный кабель субмарины оказывается выше этой поверхности. Однако Дэниел нашел этот риф. Он испытывал лодку, которую изготовил, и так случилось, что он остановился как раз над поверхностью рифа, решив опустить лебедочный якорь на полную длину троса. Когда якорь лег на твердую поверхность, Дэниел решил спуститься под воду вслед за ним. Вот так он открыл этот риф. Не знаю, нашел ли он останки затонувшей «Альмиранты» как раз тогда или позже, но я уверена, что она лежит там, на восьмимильном рифе.